— Скажите, Бартеломью, а вы случайно не знаете, кто жил в том доме, ну, там где пасека? А то я зашел туда, из любопытства, а там даже электричества нет.
— Монах там один жил. А как его не стало, так года через два наверное, и деревня исчезла. Люди просто собрались все, и ушли.
Он, что-то вроде души здешней был. Удивительный человек! — Бартеломью сделал паузу. То ли подыскивал слова, то ли вспоминал что-то. — В молодости, еще при монастыре когда был, он обет дал, что слова больше не проронит. А потом, разочаровался когда в монастырской жизни, и ушел оттуда, сюда пришел.
Обжился, домик себе построил, пасеку завел. Но запомнился он людям нашим тем, что недуги исцелять мог. Но не хворь какую, а душевные болезни. Те, за которые доктора даже и не берутся, чтоб репутацию свою не испортить.
Рассказывали, привезут ему дурачка какого-нибудь, а через неделю забирают здорового человека. Или, например, меняется ребенок в нехорошую сторону. Злым становится, завистливым, или гадости делает всякие, про таких еще говорят, что вселился в него кто-то, или посмотрел кто в его сторону не так. Вот им тоже помогал, путь правильный найти, себя отыскать.
— А вы его лично видели? Разговаривали с ним?
— Я ж тебе сказал, что он ни с кем не разговаривал. Слово он Богу дал, что не станет силы свои на слова пустые тратить. А повидаться с ним у нас не получилось. Не успел я. Помер он.
Я тогда расстроился сильно. Он единственный, кто мог мне помочь. Договорился ведь со всеми, подготовился, приехали сюда, а тут… даже деревня изменилась сразу. То яркая была, веселая, жизнь ключом, детишки бегают, по кустам в прятки играют, а буквально через день — такое чувство, что пылью тут все заросло, все постарело разом, а люди словно серые маски одели. Даже дети выглядели теперь какими-то повзрослевшими. Мне все на въезде понятно стало. «Разворачиваемся! — говорю. — Поехали обратно».
— У вас это после лагерного происшествия?
— Ты что думаешь, я себя хотел вылечить, да? Ты думаешь я псих?
— Нет! — испугался пчеловод.
— А! Тебе Максимильен все рассказал? — подозрительно прищурился старик.
— Он сказал спросить, зачем вы кошек пинаете.
— Ну и наверное, совершенно случайно, поведал тебе о том, как я однажды потерял рассудок? — старик сделал паузу, собираясь с духом. — Так вот, мальчик, что я тебе скажу: он сам попросил больше не поднимать тему, связанную с Алей. Он. Сам. Ты же ведь знаешь, о ком я говорю?
Бимен утвердительно кивнул.
— После того как меня выписали из больницы, я продолжил ее поиски. Потому, что не может человек пропасть бесследно. И мы с ним регулярно встречались, и я ему рассказывал о своих успехах. Хвастаться было особо не чем, но я был настойчив, и не собирался сдаваться. А он, в один прекрасный день говорит: «Послушай, Барти, все уже давно прошло, и закончилось. Давай не вспоминать это лето. Ты можешь продолжать поиски, делай что хочешь, только прошу тебя, не втягивай больше меня в это». Ты понимаешь, ОН руки опустил. ОН сдался.
— А вы все еще ищите ее?
— Что я дурак, что ли. Давно уже не ищу.
— Так получается, что вы тоже сдались.
— Молодой человек, вы, пожалуйста, из меня идиота не делайте. Зачем мне искать, найденного человека?
— Так вы знаете, что ее нашли? А почему после этого тогда искали? — недоуменно поинтересовался Бимен.
— Кого искал? Кто нашел? Конкретизируйте, юноша. Я начинаю сомневаться в вашем здравомыслии. Вы какими-то шарадами разговариваете.
— Через две недели, после происшествия в лагере, Алю нашли… Мертвую. Неподалеку в лесу. — Выпалил пчеловод.
Бартеломью остановился, и в упор посмотрел на него. Он как гора навис над ним, и медленно спросил:
— Это тебе Сэми рассказал?
Бимен, поняв, что ляпнул лишнего, испугано заморгал глазками.
— Можешь не кивать, не трать силы. Я и так знаю, что он. Больше не кому! — продолжал старик, не отводя взгляда. — Алю нашел я. Я ее нашел. Я. Только не мертвую. И уж точно не через две недели.
Бимен смотрел на трясущегося от возбуждения Бартеломью, и думал: как же так получилось, что он довел бедного старика до безумства. Ну наверное, сейчас, он скажет: «Я тебе все докажу!» и потащит куда-нибудь, где лежит кукла, одетая в форму вожатой. И что страшнее всего, это в его чулане, или в сарае под замком. Хотя, пусть лучше это будет кукла, а не полуразложившийся труп соседки.
Барти с легкостью прочел все эти мысли, сделал шаг назад, одарил супергероя осуждающей улыбкой, и сказал:
— Да ты, как я погляжу, всерьез уверен, что я того… без крыши. — Он подумал немного. Видно было, как его так и подмывает сказать: «Поехали, покажу что-то», но он взял себя в руки, и спокойным голосом произнес:
— Когда будешь готов, к МОЕЙ правде, дай знать! — и немного подождав. — Пирожные привез?
16. Правда
Всю неделю пчеловод ездил к пасеке, и обратно, пока не заполнил, свои пустующие ульи новыми пчелами. Они даже внешне отличались, от его предыдущих, были немного крупнее, и темнее по цвету. Судя по всему, это была одна из разновидностей какого-то подвида. Но, что больше всего поразило супергероя то, что количество обитателей заброшенной пасеки не уменьшалось. А когда, он решил заглянуть в тот улей, из которого забрал первую матку, то увидел там новую, что его приятно удивило, и несказанно обрадовало. Потому, что вначале, он чувствовал какие-то угрызения совести, по поводу переноса пчел к себе, но сейчас, увидев, что пробел быстро и легко заполняется, обрел душевное спокойствие. Это можно было сравнивать с колодцем, в котором набирают воду. Мы же не переживаем насчет этого.
Периодически приезжая и уезжая, как следует поговорить с безумным стариком пока не получалось, но разговор назревал как прыщ который зудит и чешется, пока не вылезет наружу. И необходимо было дождаться нужного момента. Должно это случиться было в конце недели. Вопросов у Бимена накопилось достаточно, и они требовали если не разъяснений, то хотя бы каких-то ответов.
Те беседы, которые происходили между новыми приятелями, больше походили на разговоры ни о чем. Каждый из них боялся затронуть созревающую тему, и ждал подходящего часа.
Совмещая приятное и полезное, пчеловод, кроме основного квеста, умудрился
